Я, братцы мои, зря спорить не буду, кто важней в театре – актёр, режиссёр или, может быть, театральный плотник. Факты покажут. Факты всегда сами за себя говорят.
Дело это произошло в Саратове или Симбирске, одним словом, где-то недалеко от Туркестана. В городском театре. Играла в этом городском театре оперу. Кроме выдающейся игры артистов, был в этом театре, между прочим, монтёр – Иван Кузьмич Мякишев.
На общей группе, когда весь театр в двадцать третьем году снимали на карточку, монтёра этого пихнули куда-то сбоку – мол, технический персонал. А в центр, на стул со спинкой, посадили тенора.
Монтёр Иван Кузьмич Мякишев ничего на это хамство не сказал, но в душе затаил некоторую грубость.
А тут такое подошло. Сегодня, для примеру, играют «Руслан и Людмила». Музыка Глинки. Дирижёр – маэстро Кацман. А без четверти минут восемь являются до этого монтёра две знакомые ему барышни. Или он их раньше пригласил, или они сами подошли – неизвестно. Так являются эти две знакомые барышни, отчаянно флиртуют и вообще просят их посадить в общую залу – посмотреть на спектакль. Монтёр говорит:
– Да ради бога, мадам. Сейчас я вам пару билетов сварганю. Посидите тут, у будки.
И сам, конечно, к управляющему.
Управляющий говорит:
– Сегодня вроде как выходной день. Народу пропасть. Каждый стул на учёте. Не могу.
Монтёр говорит:
– Ах так, говорит. Ну так я играть отказываюсь. Отказываюсь, одним словом, освещать ваше производство. Играйте без меня. Посмотрим тогда, кто из нас важней и кого сбоку сымать, а кого в центр сажать.
И сам обратно в будку. Выключил по всему театру свет к чёртовой бабушке, замкнул на все ключи будку и сидит – отчаянно флиртует.
Тут произошла, конечно, форменная обструкция. Управляющий бегает. Публика орёт. Кассир визжит, пугается, как бы у него деньги в потёмках не упёрли. А бродяга главный оперный тенор, привыкший завсегда сыматься в центре, заявляется до дирекции и говорит своим тенором:
– Я в темноте тенором петь отказываюсь. Раз, говорит, темно – я ухожу. Мне, говорит, голос себе дороже. Пущай сукин сын монтёр поёт.
Монтёр говорит:
– Пущай не поёт. Наплевать ему в морду. Раз он, сволочь такая, в центре сымается, то и пущай одной рукой поёт, другой свет зажигает. Дерьмо какое нашлось! Думает – тенор, так ему и свети всё время. Теноров нынче нету?
Тут, конечно, монтёр схлестнулся с тенором.
Вдруг управляющий является, говорит:
– Где эти чёртовы две девицы? Через них наблюдается полная гибель. Сейчас я их куда-нибудь посажу, корова их забодай!
Монтёр говорит:
– Вот они, чёртовы девицы! Только не через их гибель, а гибель через меня. Сейчас, говорит, я свет дам. Мне энергии принципиально не жалко.
Дал он сию минуту свет.
– Начинайте, говорит.
Сажают тогда его девиц на выдающиеся места и начинают спектакль.
Теперь и разбирайтесь сами, кто важнее в этом сложном театральном механизме.